Конфликт обывательства и интеллигенции в повести Михаила Булгакова «Собачье сердце»

Вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать какие-то советы космического масштаба и космической же глупости о том, как все поделить, и вы в то же время наглотались зубного порошку!

Большинство критиков традиционно политизируют тематику повести «Собачье сердце», основываясь практически на единственной короткой реплике её главного героя: «Я не люблю пролетариат» и на том, что многие произведения Булгакова не допускались к печати в Советском Союзе. На самом деле, не пролетариат, а посредствнный и невежественный обыватель является главным антигероем  и предметом сатиры гениального художника, который, несомненно отражая современную ему действительность в своих сюжетах, всё же поднимает вечную проблему. Слово «обыватель» определяется в толковых словарях как человек с узким кругозором, «живущий мелкими личными интересами», мыслящий и поступающий в соответствие со своей ограниченной картиной мира. Выбор темы данного эссе обусловлен её актуальностью в современном обществе, хотя со времени написания повести «Собачье сердце» прошло сто лет.

На протяжении уже как минимум двух веков теме обывателя или так называемого «маленького человека», посредственности, писателями уделяется пристальное внимание. Проблема была замечена задолго до пролетарской революции 1917 года. За героями Гоголя и Достоевского следует целая вереница персонажей Чехова, а чуть позже о новом, советском, маленьком человеке пишут Зощенко и Ильф и Петров. И, конечно же, сатирический гений Михаила Булгакова с особой остротой отразил обывательство как резко негативное, но широко распространённое социальное явление. Узость взглядов и невежество "маленького человека" фигурирует практически в каждом произведении писателя, будь то небольшой фельетон, сценическая пьеса или крупный роман, например, соответственно, «Неделя просвещения», «Иван Васильевич» и «Мастер и Маргарита». А в повести «Собачье сердце» нелепость общества, в котором царствует посредственность, является центральной темой. Чем же столь ничтожный персонаж так сильно привлекает внимание величайших мыслителей? Ответ прост: имя обывателю – легион.

Несмотря на то, что посредственные и невежественные люди существовали и значительно преобладали в обществе на протяжении всей истории человечества, литературный типаж обывателя распространился только в девятнадцатом веке, что по времени совпадает с кристаллизацией класса интеллигенции в России. Интеллигент является антиподом обывателя. Это человек с хорошим (как правило, университетским) образованием, широким кругозором и глубоким пониманием действительности. Всё это отражается в мягком, джентельменском поведении и манерах. Естественно, все книги о пороках "маленького человека" написаны представителями интеллигенции, к которой по определению относятся писатели, вследствие чего обыватель в литературе зачастую изображён в лучшем случае с позиции жалости, а ещё чаще – непримиримого конфликта противоположностей.

Сам Булгаков так комментировал свою творческую позицию: «Из рабочего быта мне писать трудно, я быт рабочих ... знаю ... не очень хорошо.... я остро интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю ее, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы ее мне близки, переживания дороги». На допросе, где эти слова были сказаны, писатель не упоминает конфликт, неизбежно вытекающий из взаимного непонимания интеллиениции и обывателей. Тем не менее, именно этот конфликт, наиболее ярко отразился в творчестве М.Булгакова, где ничтожество посредственности – это главный если не единственный объект сатиры.

Разграничение на интеллигентов и обывателей как в литературе, так и в жизни далеко не всегда напрямую зависит от образования, хотя оно и играет решающую роль в формировании личности. Например, в романе американского писателя Джека Лондона «Мартин Иден» простой рабочий наделён значительно большей глубиной ума и внутреннего мира, чем его возлюбленная, образованная аристократка. В «Собачьем сердце» домработница Зина не оканчивала университета, но интеллигентность сквозит в её речи и хороших манерах, а также девушка помогает профессору во время сложных операций. Персонажей с низким социальным происхождением и высокой духовной организацией немало в русской, а особенно в советской литературе. Многие писатели справедливо изображают интеллигентность скорее как талант, чем следствие воспитания. Как правило, человек, одарённый этим талантом, стремится к саморазвитию и при необходимости восполняет пробелы в своих знаниях с помощью самообразования. Это относилось ко многим революционерам, специалистам и государственным деятелям первых лет Советской России. Более того, в условиях острого дефицита квалифицированных кадров, государство не только пропагандировало, но даже «навязывало» образование своим гражданам. Устами профессора Преображенского Булгаков даёт Шарикову тот же совет, что и советская власть обывателю: «Зарубите себе на носу... что вам надо... учиться и стараться стать хоть сколько-нибудь приемлемым членом социального общества!»

Большевики достигли значительных успехов во внедрении всеобщего образования с помощью программы «Ликвидация безграмотности» (сокращённо – ликбез). В результате, в стране появилась новая интеллигенция – дети малограмотных родителей, окончившие школы и университеты после революции. И вот тут-то всё окончательно перемешалось. Любой желающий мог получить доступ к источникам, обсуждающим сложнейшие вопросы (как, например, Швондер читает  книги Маркса и Энгельса и рекомендует их Шарикову), но вот стал ли он интеллигентным или остался узколобым обывателем по своей сути – это вопрос, который очень волновал Михаила Булгакова. Ведь интеллигентность – это не только знания, но и внутренняя культура, которая состоит из многих аспектов и передаётся не только через окружение, но и генетически.

В «Собачьем сердце» граница между интеллигентностью и обывательством персонажей демонстрируется с помощью противопоставления внешних черт (речь, одежда и акксессуары) и образа мыслей, представленного репликами персонажей. При этом, автор ориентируется на систему ценностей русской интеллигенции, следование которой он рассматривает как положительное качество. Несоответствие данной системе подаётся как резко отрицательная черта с помощью таких средств художественного выражения, как сарказм, гипербола и гротеск.

Рассмотрим более подробно критерии, по которым Булгаков позволяет читателю распознать обывателей и интеллигентов в героях повести «Собачье сердце».

Во-первых, писатель противопоставляет стиль речи персонажей-антиподов. Будто изучая проблему под микоскопом, автор с иронией обыгрывает слово «извините», грамотное употребление которого в повести – это своеобразный код, распределяющий по полюсам не только главных, но и второстепенных персонажей. Так, бывшие московские студенты всегда говорят «извините»:

[Проф. Преображенский] «Извините... У меня нет возможности повторить все, что они говорили».

«Извините, профессор, — очень обиделся пациент..., — вы действительно очень уж презрительно смотрите на нас».

И напротив, обыватели в повести используют слово «извиняюсь», неприемлемое в русском литературном языке, тем не менее весьма распространённое в просторечии:

«Извиняюсь, — перебил его Швондер, — вот именно по поводу столовой и смотровой мы и пришли говорить».

[Шариков] «Как же так, без документа? Это уж извиняюсь».

Ненормативная лексика в «Собачьем сердце» также атрибут исключительно обывателей: «Когда его [Шарикова] отводили спать, он, пошатываясь в руках Борменталя, очень нежно и мелодично ругался скверными словами...». В то же время, «...на Филиппа Филипповича брань производит почему-то удивительно тягостное впечатление». Конечно же, использвание ненормативной лексики исключительно необразованными людьми никогда не соответствовало действительности, и в повести «Собачье сердце» является лишь художественным приёмом.

Именно благодаря данному речевому коду читатель понимает, что и следователь, присланный арестовать двух учёных за якобы убийство Шарикова – интеллигент, так как он использует слово  «благоволите», которое предположительно лежит за пределами лексикона малообразованного обывателя того времени: «Уголовная милиция и следователь. Благоволите открыть», за чем  профессор Преображенский эхом произносит: «Доктор Борменталь, благоволите предъявить Шарика следователю». Таким образом, интеллигенты в повести характеризуются грамотной речью, а обыватели – неграмотной.

Одежда и внешний вид традиционно считаются показателем статуса, культуры и вкуса, которые резко отличаются у интеллигентов и обывателей в данной повести. У героев Булгакова, который и сам был весьма неравнодушен к моде, одежда интеллигенции отличается вкусом и гармоничностью, органично вписываясь в ситуацию, с помощью чего демонстрируется способность персонажа к осмысленному самостоятельному выбору.

Так, профессор Преображенский выглядит как типичный член Английского Клуба конца XIX века: «Хозяин вваливался в черно-бурой лисе, сверкая миллионом снежных блесток, пахнущий мандаринами, сигарами, духами, лимонами, бензином, одеколоном, сукном...». Перечисление одновременно одежды и запахов косвенно сообщает о том, куда так тщательно одевался Филипп Филиппович: читателю представляется, как какой-нибудь час назад профессор закусывал мандаринами и лимонами и курил сигару в театральном буфете; и понятно, что костюм из хорошего сукна и лисья шуба – это вполне подходящий наряд для похода в оперу. А для дома у профессора есть халат. Он одевается соответственно случаю даже не задумываясь, так как это у него в крови. Высокопоставленный советский чиновник, появляющийся в повести как второстепенный персонаж, одет в военную форму, что в данном контексте говорит о скромности, так как представитель власти мог позволить себе намного больше, чем даже преуспевающий хирург.

Внешинй вид обывателей, напротив, демонстрирует отсутствие не только вкуса, но и нелепость и несамостоятельность выбора тех, кто слепо копирует как одежду, так и идеи. Цели и смысла того и другого они не способны объяснить. Так, первый костюм выбранный Шариковым, описан с пародийной гротескностью и говорит об отсутствии чувства меры: у него «ядовито-небесного цвета галстух» и «лаковые штиблеты с белыми гетрами». Можно было бы оправдать кричащий наряд вчерашнего пса его неопытностью в мире людей, если бы не факт, что чуть ли не каждый франт – человек – одевается точно так же: «Что я, хуже людей? Пойдите на Кузнецкий — все в лаковых».

Через описание костюма автор доносит до читателя идею вездесущности обывательства. Например, пациенты профессора Преображенского, появляющиеся во второй главе – нэпманы, то есть представители мелкого бизнеса, а не пролетарии – также выглядят нелепо. Они приходят на приём к врачу в драгоценностях: «Он исчез и сменился шуршащей дамой в лихо заломленной набок шляпе и со сверкающим колье на вялой и жеваной шее». Согласно этикету, ношение драгоценных камней в дневное время неуместно. Эта деталь обыгрывается автором нарочито гротескно в описании нэпманов*, как женщины, так и мужчины: «На борту великолепнейшего пиджака, как глаз, торчал драгоценный камень».

(*НЭП - новая экономическая политика)

Нэпманы у Булгакова – всего лишь снобы, подражающие привычкам аристократии – вроде бы гонимого в социального класса! Точно так же до революции поступало купечество, от которого и унаследовали свою субкультуру представители частного бизнеса первых лет Советской России. Торговцы остаются торговцами во все времена. Их безвкусная одежда в повести – это ещё одна характеристика обывателя, который, как выясняется в повести, не обязательно имеет  пролетарское происхождение.

Сопоставляя описание одежды «фрукта» и Шарикова, мы понимаем, на кого равняется Полиграф Полиграфович. Нэпманы подражают аристократии, а Шариков копирует нэпманов, то есть он подражает подражателю. В результате получается пародия. Но вот вопрос: почему бы ему не копировать оригинал – профессора? Видимо, подобное тянется к подобному. Пиджак «фрукта» с драгоценным камнем, гротескно торчащим, «как глаз», вариацией чего и является булавка на лацкане Полиграфа Полиграфовича, впечатлил ещё Шарика-пса, который тоже не мог похвастаться породой. И конечено, его фальшивый рубин Шарикова – камень цвета революции – тонко намекает на фальшь как самого персонажа, так и обывателей, маскирующихся под рабочий класс ради удобства и выгоды, а не убеждений.

Узость кругозора посредственности ассоциируется у Булгакова c интересом к цирку («В цирк пойдем, лучше всего»), противопоставленным любви профессора Преображенского к опере («Сегодня в Большом Театре дают «Аиду»). Заметим, что эпизод с разговором о цирке в повести «Собачье сердце» – прямая риминисценция из булгаковского фельетона «Неделя просвещения», написанного и опубликованного в 1921 году:

«- Ну, коли ты неграмотный, так я тебя сегодня вечером отправлю на «Травиату»!

- Помилуйте, — говорю, — за что же? <…>

А мы как раз с Пантелеевым из нашей роты нацелились в этот вечер в цирк пойти.

Я и говорю:

- А нельзя ли мне, товарищ военком, в цирк увольниться вместо театра? <…> уж больно занятно... Ученого слона выводить будут, и опять же рыжие, французская борьба...».

Из сравнения эпизодов из повести «Собачье сердце» и упомянутого фельетона следует, что у Булгакова интерес взрослого человека к цирку – это нечто большее, чем остаточное явление животной ипостаси Шарикова. Это символ невежества и нежелания стремиться к совершенству – проблема вечная и актуальная в современном мире не менее, чем сто лет назад. Типичный невежда Шариков не только считает скучным, но и осуждает всё находящееся за пределами его понимания, используя слово «контрреволюция» как ругательное, так как, в принципе, и его значение не вполне осознаёт: «В театр я не пойду, — неприязненно отозвался Шариков....дурака валяние... Разговаривают, разговаривают... Контрреволюция одна».

Булгаков считал оперу квинтэссенцией европейской культуры и одно время даже сам пытался стать оперным певцом. Естественно, неприятие этого вида искусства большинством современных ему обывателей было противно писателю. Профессор Преображенский постоянно напевает отрывки из арий. Он обожает «Аиду», а цирк для него – одноразовое быстро надоедающее развлечение: «Каждый день в цирк, — благодушно заметил Филипп Филиппович, - это довольно скучно, по-моему...».

Следовательно, и в «Собачьем сердце», и в «Неделе просвещения» писатель критикует не столько само невежество обывателя, сколько нежелание меняться к лучшему, что является возмутительным и непонятным как для эскулапов в повести, так и для её автора. Типичный интеллигент относится к образованию как к богатству, копит его по принципу «чем больше, тем лучше», а обыватель не видит ценности в знанях и культурном обогащении.

Поведение людей из миров Чугункина и Преображенского словно поведение жителей разных планет. Для Полиграфа Полиграфовича мучение то, что естественно для Филиппа Филипповича:

«Вот все у нас, как на параде, — заговорил он, — салфетку — туда, галстух — сюда, да «извините», да «пожалуйста», «мерси», а так, чтобы по-настоящему, — это нет! Мучаете сами себя, как при царском режиме». В свою очередь, профессор недоумевает: «А как это «по-настоящему», позвольте осведомиться?»

Преображенский требует соблюдения казалось бы элементарных норм человеческого общежития, которые даются Шарикову с трудом: «Окурки на пол не бросать, в сотый раз прошу. Чтобы я более не слышал ни одного ругательного слова в квартире. Не плевать. Вон плевательница. С писсуаром обращаться аккуратно». А ещё до операции на собачьем мозгу Филипп Филиппович говорит нечто похожее о «пролетариях»: «Если я, посещая уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится разруха». Поэтому действия Шарикова, хотя и гиперболизированы писателем, но всё же типичны для людей из мира Клима Чугункина, а не только для бывшей собаки. Асоциальное поведение – проблема вечная как само обывательство. И в нашем XXI веке, стоит лишь оглянуться по сторонам – и увидишь или услышишь такого Шарикова, нецензурно ругающегося, разбрасывающего мусор и так далее.

Ограниченность интересов, нежелание или неспособность видеть дальше своего носа являются причиной и убогости системы ценностей обывателя, уменьшенных в повести до размеров бумажки:

[Швондер] «Документ — самая важная вещь на свете»»

[Шариков] «Сами знаете, человеку без документа строго воспрещается существовать».

После того, как главная ценность – документ, а не честность, не достоинство и не жизнь, – установлена, неудивительно, что и на практике Шариков и другие посредственности не останавливаются ни перед воровством («Шариков присвоил в кабинете Филиппа Филипповича два червонца»), ни перед жестокостью («повар столовой нормального ... плеснул в меня кипятком и обварил мне левый бок»), ни перед убийством («Вчера котов душили, душили»). Впротивовес, ценности интеллигента высоко гуманистичны: «Лаской-с! Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло».

По Булгакову, способность или неспособность к предательству тоже вытекают  из принадлежности героев к группе посредственных умов или же интеллигентов. Так, Преображенский, даже будучи уже профессором, следует усвоенному в университете коду студенческой дружбы: «А бросать коллегу в случае катастрофы, самому же выскочить на мировом значении, простите... — Я — московский студент, а не Шариков», а жалкая посредственность Шариков пишет донос на человека, которому обязан самим своим существованием.

Позже, в советской литературе и публицистике распространилось выражение «настоящий человек», определяющее личность с высокими духовними и моральными качествами. Возможно, именно окончание повести Булгакова положило начало данной идее в советской литературе. Ведь, несмотря на запрет повести «Собачье сердце» и даже допрос в ГПУ, последоваоший за её написанием, это произведение вызывало огромный интерес. На том же допросе в сентябре 1926 года Булгаков сказал: «Должен отметить, что неоднократно получал приглашения читать это произведение в разных местах и от них отказывался». Ответ профессора следователю: «То есть он говорил?<…> Это еще не значит быть человеком», - несёт глубокую смысловую нагрузку. Имя Преображенский родствено глаголу «преображать», так что талантливый хирург в повести Булгакова оказывается сродни фее из «Пинноккио». Чтобы стать человеком, нужны определённые моральные качества. Деревянный мальчик из сказки сумел их выработать, а вот пёс Шарик в роли человека потерпел фиаско.

Михаил Булгаков был одним из ведущих московских драматургов 1920х годов, несмотря на то, что о его участии в гражданской войне на стороне белой гвардии было хорошо известно современникам. Пьеса Булгакова  «Дни Турбиных» была поставлена во МХАТе по настоянию Сталина, а в своей прозе писатель высмеивал невежество, с чем и правительство первых лет советской власти боролось с переменным успехом. Это правительство в большинстве своём было достаточно интеллигентно, чтобы понять тонкую грань между критикой обывательства и неприятием революции, и проблемы с допуском булгаковских постановок на сцену, а книг в печать возникали именно тогда, когда эта грань оказывалась уж слишком прозрачной в творчестве сатирика.

Не потому ли представители высшего эшелона большевиков не ликвидировали Михаила Булгакова или не отправили его в лагеря, что он был человеком их круга, чувствовавший и думавший как они? Обратим внимание на выбор слов Филипппом Филипповичем: «я не люблю пролетариат», а не «я не люблю большевиков». Отношения Булгакова с большевиками отражено в сцене визита высокопоставленного посетителя «одного из ... прежних пациентов, толстого и рослого человека в военной форме. Тот настойчиво добивался свидания и добился. Войдя в кабинет, он вежливо щелкнул каблуками».  Действия этого пациента, не пожелавшего дать «законный ход» кляузе Шарикова, и его ремарка в адрес последнего «но какая все-таки дрянь!» – выдают здоровые моральные ценности и демонстрируют принадлежность важного советского чиновника к той же породе, что и профессор: он "московский студент, а не Шариков". Этот эпизод также подсказывает читателю, что на самом деле не пролетариат управляет Советской Россией, потому что «Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удастся». На самом деле у власти находится интеллигенция, которая действительно была способна не только читать и понимать Маркса, но и мечтать вместе с ним о всеобщем равенстве и счастье. Во всяком случае, так было поначалу. Вспомним, что Ленин имел высшее (юридическое) образование, так же как и многие его соратники. Интеллигенция спланировала и вдохновила революцию, осуществив её действительно руками пролетариата. Возможно, поэтому ценность высшего образования в Советском Союзе не снизилась, а, наоборот, выросла по сравнинею с таковой в царской России.

В 1917 году М.Горький писал о Ленине в газете «Новая жизнь»: «Рабочий класс для Ленина то, что для металлиста руда... Он работает как химик в лаборатории, с тою разницей, что химик пользуется мертвой материей, а Ленин работает над живым материалом». Влияние личности и творчества Горького на современников невозможно переоценить, и знакомство Михаила Булгакова с приведёнными выше строками, написанными ещё в 1918 году, несомненно.  Вряд ли его сюжет о профессоре-экспериментаторе – простое совпадение. Тогда выходит, что операция, проведённая профессором Преображенским – это аллегория революции, целью которой было улучшить структруру общества, сделать «собачью жизнь» простых людей жизнью человеческой (то есть повысить качество жизни рабочих людей и наделить их правами), так же как собачье тело превратилось в человеческое под ножом хирурга. Но вот остались ли лидеры большевиков довольны результатами содеянного?

Автор намекает, что превращение было искуственным в обоих случаях. В повести вместо новой личности вернулся к жизни пьяница Клим Чугункин, а в реальности под человека новой формации замаскировался всё тот же обыватель. Используя эту аллегорию, автор стремится доказать, что, как для рождения гения не нужна операция («человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар»), так и для достойной жизни достойных людей нужна не революция, а эволюция. Поэтому главная цель эксперимента профессора Преображенского – евгеника, улучшение человечекого вида посредством вмешательства в природу – терпит  крах, как и попытка большевиков из жадных обывателей слепить общество, основанное на честности и самоотдаче, где «от каждого по способностям – каждому по потребностям» (слоган коммунизма). Следовательно, писатель критикует не сам коммунизм, а идеализм коммунистов.

В повести «Собачье сердце» сквозит разочарование интеллигенции в результатах своего дела: «Вы знаете, какую я работу проделал — уму непостижимо. И вот теперь спрашивается — зачем?» Очевидно, современники писателя, в том числе сами марксисты, начинали чувствовать, что из разрушения привычного хода жизни не вытекает создание лучшего миропорядка. «Я допустил ошибку», – признаётся Филипп Филиппович. То, что большевик-чиновник называет Шарикова мразью, тоже показатель разочарования. Народ, ради которого работа была проделана, – шариковы, чугункины и швондеры с их ограниченностью, подлостью и жестокостью – наповерку оказался не достойным затраченных усилий. Единственное, на что годны шариковы – это быть ведомыми исполнителями команд, которыми легко манипулировать и которых легко запугать. Жизнь собаки с барским ошейником, а не управление страной – вот что идёт посредственности больше всего, по мнению автора.  

В повести Булгакова также содержится намёк на причину ошибки, совершённой революционной интеллигенцией: они плохо изучили объект эксперимента. Как и интеллигенция, мечтавшая о счастье народа, которого она, в сущности, не знала, Филипп Филиппович выдаёт желаемое за действительное: «Не бойтесь, он не кусается. «Я не кусаюсь?» — удивился пёс». А потом учёный сам же и поражается непохожести характеров Шарика и Шарикова: «Чтобы ... милейшего пса превратить в такую мразь, что волосы дыбом встают». Истинный нрав подобранной на улице собаки – слепое пятно для профессора, а вот читателю открывается истина: на самом деле у «милейшего пса» характер пренеприятный, как и у человека, в которого он превращается. Недаром Полиграф Полиграфович выбирает фамилию, которая, является притяжательным прилагательным: Шариков – наследник Шарика. Во-первых, оба агрессивны, особенно по отношению к тому, чего не понимают. «А эту сову мы разъясним», – думает Шарик, за чем следует растерзание чучела. Шариков же с удовольствием убивает котов, причину «вредности» которых он не способен объяснить.

Во-вторых, наглость и приспособленчество пса с превращением в человека практически не меняются: достаточно сравнить то, как каждый решает «квартирный вопрос». Так, Шарик думает: «Бейте, только из квартиры не выгоняйте», а Шариков заявляет: «Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть». И наконец, оба мстительны, но каждый в соответствии со своими возможностями. В то время как Шарик ограничивается раздиранием калош («Ладно, будете вы иметь калоши завтра, многоуважаемый Филипп Филиппович, ... две пары уже пришлось прикупить, и еще одну купите. Чтоб вы псов не запирали»), Шариков пишет донос, который, если бы не «прежний пациент», мог стоить жизни профессору.

Проблема, которую поднимает М.Булгаков в своём произведении, состоит не в том, что обыватель необразован и невоспитан – ведь так было всегда, – а в том, что он вообразил себя равным интеллигенции, причём совершенно незаслуженно: «Вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать какие-то советы космического масштаба и космической же глупости о том, как все поделить, и вы в то же время наглотались зубного порошку!» Многие критики считают повесть «Собачье сердце» предупреждением, но на самом деле это констатация печального факта: писатель показывает всё уродство дорвавшегося до власти обывательста и что теперь умным людям приходится жить на равных правах с теми, кто кичится своим невежеством, называя учёного, инженера или писателя «интеллигент несчастный».

Желания Шарика и Шарикова, в сущности, одинаковы. Отличие состоит только в возможностях, доступных человеку или собаке. Стол символизирует социальноый статус, и нахождение под столом или за столом влияет на манеру общения с хозяином стола. Сидя под столом, Шарик считает Филиппа Филипповича божестваом точно так же, как обыватели снизу вверх смотрели на аристократию и её образованность до 1917 года. Полиграф же, перебравшись за стол, пытается быть с божеством на равных, хотя повышение социального статуса никак не изменило его ничтожной собачьей сущности. Пёс Шарик представляет обывателя до революции, а результат эксперимента Шариков – тот же обыватель, получивший возможность жить, так сказать, по-человечески после неё. И автор задаётся вопросом о моральной правомернсти власти посредственности.

Когда Филипп Филиппович понимает, что, вместо улучшения человеческой природы, он выпустил в мир монстра, он скрепя сердце изменяет даже собственным моральным принципам:«На преступление не идите никогда... Доживите до старости с чистыми руками». Подвергая Шарикова смертельному риску, профессор реверсивную операцию, но теперь это выглядит уже как риск убийства с целью самообороны, оправдываемый большинством европейских законодательств.

Некоторые произведения Михаила Булгакова, в том числе и повесть «Собачье сердце» содержат элемент фантастики, функция которой у этого автора – аллегорическое разрешение неразрешимого конфликта. Нельзя повернуть вспять пролетарскую революцию, а вот вернуть собанке сбачий гипофиз хоть и трудно, но возможно. Использование жанра научной фантастики демонстрирует глубокое чувство безысходности, очевидно, влдевшее не только автором, но и многими представителями интеллигенции 1920х годов. Писатель как бы спрашивает большевиков: «Что же вы наделали? Теперь повернуть ситуацию вспять может только чудо». Невольно задумываешься о глубинных причинах диктатуры сталинского правительства над народом, состоящим из шариковых и швондеров. Сталин – выпускник духовной семинарии – был поклонником булгаковского таланта. Возможно ли, что правитель всего лишь последовал совету писателя?

Пожалуй самая известная цитата из повести «Собачье сердце» – это слова профессора Преображенского: «Да, я не люблю пролетариата», причём автор добавляет ремарку: «печально согласился Филипп Филиппович». Почему-то профессора печалит собственная нелюбовь к новому правящему классу... Хотя повесть не была допущена к печати именно по причине таких вот реплик и монологов данного персонажа, действительно ли речь в ней идёт о политической неприязни? Другими словами, являются ли слова «пролетарий» и «обыватель» синонимами у Булгакова?

При анализе персонажей повести выясняется, что настоящих пролетариев в повести практически нет. «Почему вы — труженик?» – резонно интересуется у Шарикова професср Преображенский. Ни бюрократ Швондер, постоянно сидящий в конторе и толкующий Маркса как библию, ни пьяненький балалаечник Клим Чугункин, а за ним и лабораторное существо Шариков, ни дворник и швейцар, не брезгующие чаевыми, ни наглые и глупые журналисты, ни старушка, пришедшая «говорящую собачку поглядеть», – никто из этих людей не трудится на фабриках и заводах, чтобы индустриализировать и возвеличивать державу. Это делают многие другие, но повесть «Собачье сердце» не о них. Ограниченные, но удивительно хитрые посредственности, словно дворняга Шарик, рыскают по жизни в поисках куска пожирнее и места потеплее. Обывательсто существует во все времена. Оно не принадлежит к какому-то определённому социальному классу и не имеет национальности . Единственный вид счастья, на которое способна посредственность, сродни собачьему – это сытость и золотой ошейник. Вот почему и повесть первоначально называлась «Собачье счастье». Революция возвысила статус трудящегося человека, под которого быстренько замаскировались шариковы и швондеры. Таким образом, объект сатиры Булгакова – это совсем не пролетарий, а вездесущий, одновременно жалкий и опасный антигерой, которого просто не за что любить.

Главный конфликт повести «Собачье сердце» - противостояние интеллигенции и обывательства. Автор демонстрирует, как посредственность с развязанными руками способна извратить и повернуть вспять высокие цели, к которым стремится интеллигенция. Именно поэтому, по мнению писателя, предоставление невежественному обывателю равных прав с интеллигенцией – плохая идея.